Попытка рассказа переболевшего корон-вирусом
И.И. Жук
Началось всё с того, что ко мне в вагончик заскочил после работы сын и, пока я готовил завтрак, сбивчиво рассказал о том, что он совсем недавно переболел очень странным гриппом. Четыре дня его выворачивало наизнанку, не хотелось ни есть, ни двигаться, температура держалась на уровне 37,5 – 38 градусов; а потом, так же внезапно, как грипп пришел, после приема горсти антибиотиков, он резко и прекратился. Остались, правда, какие-то прыщики в районе паха, но венеролог сказал, что это не от «удовольствий», а просто был какой-то серьезный удар по иммунной системе; система – выдержала, но дала небольшой сбой в виде такого вот высыпания папиллом. Папилломы эти сыну прижгли, на том всё и закончилось.
— Как думаешь, не заразное? – загребая из одной с сыном миски жареную картошку с яйцами, поинтересовался я.
— Кто его знает? – немного смутился сын, — три дня я уже работаю. Вроде бы никого пока что не заразил. А там, всякое может быть…
И я, дабы не искушать судьбу, разложил картошку с яичницей по двум разным тарелкам, для себя и для сына отдельно.
Вскоре сын уехал в Подольск, — там он снимает комнату в «хосписе» для приезжих, — а я и позабыл о его рассказе. В корона-вирус я мало верил, больше склоняясь к тому, что это просто большая политика: операция прикрытия мировым правительством серьезного кризиса всепланетарной экономики. В худшем случае, думалось мне тогда, это обычный сезонный грипп, с помощью средств массовой информации превращенный в страшную и ужасную пандемию, которая месяца на четыре затмит собою рухнувший уровень всепланетарной жизни и разведет по норам слишком уж склонных к бунтарству гоев. Возможно, потом, действительно, нам и устроят всеобщую вакцинацию — распространительницу бесплодия. Но пока самому на себя надевать намордник и заниматься сексом на расстоянии полутора метров с любимой женщиной всё-таки преждевременно. Поэтому надо жить, не обращая внимания на всеобщую истерию. И я, позабыв о сыне, помолясь, отошел ко сну.
И приснился мне в эту ночь, скорее, уж обонятельный, нежели видовой кошмар: будто слонялся я по пустынному химзаводу, от кого-то всё время прятался, но никаких преследователей за собою не замечал. А, проходя по бесчисленным переходам, запыленным цехам и заросшим бурьяном мусорным свалкам, постепенно стал наполняться едким бензино-мазутным запахом. И такой этот запах был острый и неприятный, что я, понимая, что нахожусь во сне, усилием воли попробовал пробудиться.
Проснулся, включил настольную лампу. В вагончике всё на месте: иконы, тумбочки, ноутбук, старенький холодильник, книги, но запах химии не исчез, напротив, стал только гуще. Откуда, подумалось мне тогда, это удушливое амбре из смеси бензина, серы, мазута, прокисших щей, а так же ещё чего-то, настолько удушливого и гадкого, что от этого хим.коктейля меня начало серьезно, с каждой секундою всё усиливаясь, подташнивать? Вспомнил про сына, про его скоротечный четырехдневный «грипп». Немного, естественно, успокоился и вышел на свежий воздух. Правда, за дверью вагончика, вместо ночной прохлады, на меня пахнуло такой откровенной химией, что прямо тут же, с порога своего жилища, я и сблевал в цветник.
Извергнув всё содержимое своего желудка на бархатки и «медвежьи уши», но, так и не распрощавшись с удушливым смрадом химии, я вернулся назад, в вагончик. Благо, внутри него запах, вроде бы, послабее; и, тем не менее, ни лимон, ни крепкий горячий чай его окончательно не сломили.
– И что, так четыре дня? – подумалось мне тогда. – Крутая мне предстоит неделька. Надо померить температуру. Меряю. 37, 5. Ну, вот, я и заразился. Ложусь, начинаю читать молитву. Запах не исчезает. Напротив, со второго этажа нашего двухэтажного общежития из вагончиков к нему добавился стук окна, после чего, в ночи, начали разноситься пьяные голоса казаков – давних моих соседей по монастырскому «общежитию». Двое охранников, в трезвом виде обычно такие смирные, видимо, перебрав после получки пива, громко и весело захихикали, смачно отматерились, и вдруг, в их обычном хмельном «базаре» отчетливо прозвучало: — Иван Иванович! Ау!
Одним уголком ума я, естественно, сразу понял, что, осмелев от выпитого, но в глубине души смертельно боясь доноса, они поневоле вспомнили моё имя, — имя, единственного непьющего, да и ещё и начальника, пусть и с довольно мелких. Но параллельно с этим абсолютно трезвым осознанием случившегося в другом уголке ума у меня моментально вспыхнуло: — Сейчас спустятся, и в отместку за долгие годы подавляемый в себе страх перед потенциальным доносчиком, в пьяном угаре возьмут и побьют меня.
— Бред! – тотчас сказала мне трезвая половина «я», — Покричали, и успокоятся. Вот и окно захлопнули. Будут пить теперь до утра и хихикать уже при закрытых шторах.
Понимая, что так-то оно и будет, я, между тем, встал с койки и босиком прошлёпал по холодному полу к тумбочке с лежащим в ней сантехническим и плотническим инструментом. Нащупав рукою весьма громоздкий, увесистый молоток, я так же неторопливо вернулся с ним снова к койке. И, положив молоток поблизости, у изголовья, на пол, я на мгновение успокоился. Точнее, успокоилась моя занемогшая половина «Я». Тогда, как трезвая половина, напротив, с тревогою подытожила:
— Слушай, парень, да ты, кажется, отъезжаешь…
Так вот и начались долгие две недели моего сражения с корон-вирусом. Или, точнее, борьбы с собой, заболевшим не просто «сезонным гриппом», но чем-то явно психоделическим.…
Доходило до смешного. Дня через три после начала болезни мне приснился очередной кошмар: будто спрятался я от кого-то в огромном, многоэтажном доме, среди пустых, брошенных второпях квартир, и попытался в одной из них основательно забаррикадироваться. Обследовав все углы крошечной кладовой, я задвинул доскою дверь. И вдруг, когда я уже облегченно вздохнул, готовый передохнуть в полном одиночестве и покое, прямо у меня за спиной отворилась большая застекленная парадная дверь подъезда. И практически уже с улицы мне в комнату, низко кланяясь, заглянули два «забавных» инопланетянина. Одетые в голубые прорезиненные скафандры, они улыбались мне нарисованными губами, в то время, как их желто-серые, болтающиеся на ниточках пуговки-глаза заговорчески мне подмигивали. Монстрики улыбались, но входить ко мне в кладовую не торопились, а словно бы поджидали, что я сам приглашу их в гости.
Я же метнулся к парадной двери и молча, в ужасе, захлопнул её перед носами у инопланетян. Последнее, что я увидел перед тем, как вынырнуть из кошмара, — были приветливо, с интересом, разглядывающие меня сквозь огромную зияющую дыру в двери, — там стояли когда-то стекла, — болтающие на ниточках, пуговки-глаза пришельцев.
Проснувшись, я снова включил торшер. В вагончике вспыхнул свет. До утра я молился Богу и не мог, хоть и хотел, уснуть. Вечером же, мой старый добрый приятель, Павел Ильин, уговорил меня вызвать на дом скорую помощь. И вот, когда в мой вагончик неспешно вошла приветливо поздоровавшаяся со мной ещё в полумраке прихожей врач, то по её голубому обтягивающему скафандру, а, особенно, по очкам, мягко поблескивающими над маской, я в ужасе узнал в ней одного из приснившихся мне накануне монстриков.
Врач меня что-то спрашивала, я, естественно, отвечал, но при этом всё время чувствовал, как из меня по капле уходит… воля к сопротивлению. И вот, наконец, когда милая дама-доктор, разложив свои причиндалы рядом с электроплитой, на тумбочке, повернулась ко мне с пробиркой для взятия пробы на корона-вирус, на её спокойный вопрос: — Ну, что, возьмем пробу на корона-вирус? – я едва-едва нашел в себе силы, чтобы спокойно ответить ей:
– Зачем? Эта болезнь всё равно не лечится.
Удивленно взглянув на меня сквозь поблескивающие очки, Врач вздернула узенькими плечами и выдохнула:
— Как знаете.
А ещё через две минуты, собрав свой мед чемоданчик, она повернулась к двери лицом и перед тем, как выйти, вежливо сообщила мне, что завтра после работы она обязательно навестит меня, но уже без скафандра и марлевого намордника.
— Скорее всего, — сказала она с иронией, — впервые увидев перед собой врача в таком странном космическом одеянии, я и сама смутилась бы не на шутку. Но ничего не попишешь, таков порядок. А вот после смены я могу ходить, в чем мне заблагорассудится. Поэтому завтра, увидев моё лицо, Вы, возможно, и согласитесь сдать анализ на корона-вирус?
— Не думаю, — угрюмо ответил я; и Врач, наконец-то, вышла.
Как только она покинула мой вагончик, я позвонил по мобилке сыну и в панике попросил его приютить меня недельки на две у себя, в общаге.
Сын, естественно, согласился, но всё же не выдержал и спросил:
— Па, а чего случилось-то?
И только тогда уже, пересказывая сыну по телефону события прошедшего дня, — начиная от сновидения и заканчивая приходом ко мне в вагончик очень похожей на монстра из кошмара женщины-врача, при которой я испытал какой-то совсем непонятный страх и прогрессирующее безволие, — я, наконец-то, понял, что заболеет, и довольно сильно. Причем, не каким-то сезонным гриппом, а нервами и психически.
Понимать-то я понимал, да страх мой лишь нарастал. Боязнь того, что уже завтра вечером я не смогу отказать врачу взять у меня мазок, усилилась до паники. А параллельно с этим из подсознания вдруг всплыла ещё одна «тяжеленная», прямо-таки убийственная для меня проблема.
Дело в том, что недели за две до этого, размышляя о пандемии, я ненароком припомнил девушку, в которую был влюблен лет сорок тому назад. Видя, как тяжело приходится мужикам, пашущим в мелком и среднем бизнесе, с каким превеликом скрипом преодолевает кризис даже наш, патриарший, Данилов, монастырь, я подумал, а как же простые люди справляются с пандемией? В частности, эта «девушка»? Точнее, уже старушка? И почему-то вдруг захотелось встретиться с нею, поговорить, а там, если понадобится, то и помочь посильно.… До встречи, естественно, дело так и не дошло. Ведь даже её телефонный номер я давным-давно уже потерял. А обновлять его через общих наших знакомых, я попросту постеснялся. Мысль пронеслась, как вихрь, да и забылась в текучке буден. Но вот теперь, в истерике поджидая прихода похожего на монстра из сна врача, я, всем нутром своим, сердцем и головой, вдруг понял: — А ведь я, пожелав помочь бывшей своей возлюбленной, в какой-то момент изменил жене. Пусть в мыслях, но изменил. И эта измена – грех, который мне уже не простится! С ним я и в ад пойду!! На самое дно адово!!!
Думаю, что любой из нас, хотя бы однажды в жизни испытывал муки внезапно проснувшейся совести. Тщательно скрываемая даже от самого себя, правда о человеке способна ошеломить его, напугать, но вот убить, едва ли. Господь исподволь, лишь слегка приоткрывает зло, свившее гнездышко в нашем сердце; но Он никогда не делает этого слишком резко, чтоб не ввергнуть грешника в панику и в отчаянье. Бог всегда оставляет нам возможность для покаяния. Больше того, именно для того, чтобы мы покаялись, Он-то и открывает нам глаза на самих себя.
Согласно ученью Святых Отцов, в панику и в отчаянье вгоняют нас только БЕСЫ. Так что в моей недюжинной панике перед приходом обычного дежурного терапевта, многократно усиливаемой отчаяньем, вызванным осознанием мысленной измены жене, было что-то явно инфернальное! К тому же, в унисон с моими (моими ли?) мыслями сердце вдруг начало биться так учащенно, готовое вот-вот вырваться из груди, что я поневоле вспомнил советы Святых Отцов, и в самый тяжелый момент борьбы, лег навзничь, насколько мог, расслабился, и принялся непрестанно читать Иисусову молитву:
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного».
Увы, но молитва не помогала….
Мысли, правда, немножечко улеглись, отчаянье — поутихло, зато сердце по-прежнему билось довольно часто, а при этом ещё и возникло такое чувство, будто оно начало помалу внутренне надрываться. Когда же боль от его надрыва стала физически ощутительной, я, наконец, не выдержал и прямо посреди ночи позвонил своему духовнику.
Выслушав мою «исповедь», о. Василий тотчас же принял решение как можно скорей причастить меня. А заодно он продиктовал мне телефонный номер своей кровной сестры, практикующего врача, монахини Марии и, как мог, успокоил меня словами:
— Не стесняйся. Звони прямо сейчас. Мария тебе поможет.
Утром следующего дня, ровно к шести часам, шаркающей походкой восьмидесятилетнего старика я подполз к воротам монастыря. О. Василий уже ждал меня на пороге храма. Поднялись на второй этаж. Видя мое плачевное состояние, о. Василий предложил мне сесть на скамейку и прослушать всю службу сидя.
— Простите, батюшка, — садясь на скамейку, прямо под иконой Страшного суда, с хрипотцой сообщил я о. Василию. – Но сразу после полуночи, ещё до звонка Вам, я выпил глоток воды.
— Ничего, — успокоил меня священник и, отслужив литургию, причастил меня после всех уборщиц, пришедших в тот день на службу.
— Марии звонил? — сразу же после службы поинтересовался о. Василий.
— В три часа ночи? – смущенно ответил я. – Нет уж. Вы меня извините. Я ведь ещё не при смерти. Сейчас вот выйдем и позвоню.
— Звони прямо сейчас, — настоял на своём священник и объяснил затем: – А если бы бесы тебя задрали? Слушаться надо, когда тебе старшие говорят. Думаешь, я всем даю среди ночи телефон своей сестры?
Испытывая неловкость, я набрал телефонный номер, записанный ещё ночью на вырванном из блокнота клочке бумажки. Судя по голосу, сестра о. Василия такая же тоненькая и хрупкая, как и сам иеромонах, молодая женщина. Не перебивая, она внимательно выслушала меня и с кротостью успокоила:
— При корона-вирусе и не такое ещё бывает. Треть пациентов испытывают самые различные нервные и психические расстройства. Но они сравнительно быстро проходят, если вовремя выпить любое успокоительное. Скажем, тот же «Глицин».
Мария надиктовала мне целый список необходимых медикаментов; и я, тщательно записав их названия на обратной стороне записки «О здравии», пополз из монастыря в аптеку.
Накупив на две тысячи всяких лечебных снадобий, я возвратился назад, в вагончик. Выпил целую пригоршню выписанных таблеток, и, действительно, буквально через десять минут моё сердце забилось в нормальном ритме, а, самое главное, — исчезло ощущение того, что оно вот-вот разорвется на части. Теперь можно было перевести дух. Заснул крепко, без сновидений. Казалось, что на полчаса. Но, взглянув на циферблат будильника, понял, что проспал практически двенадцать часов без просыпу: на улице уже вечер, вот-вот нагрянет вчерашняя инопланетянка-врач. В легкой тревоге взъерошил волосы и внутренне изготовился к серьезному разговору. Смутное сомнение, что я не смогу отказать врачу взять у меня анализы на корона-вирус, вновь понемногу возобновляется. Да только оно уже много слабей вчерашнего. Всё-таки причастился, выпил успокоительное. До паники дело не доходит. Потом и тревога начинает сама по себе спадать. Проходит полчаса. Час. За окном – смеркается. Звонок телефона. Вздрогнув, поднял мобильник. Но это всего лишь сын:
— Ну, так как там ты, Па? Забирать тебя?
— Не надо. Перетерплю.
— А то, если что, подъеду….
— Не надо. Когда навестить зайдешь?
— В пятницу, после смены. Что-нибудь принести?
— Ничего, кроме цитрусовых, не лезет. Так что, если остались деньги, купи мне пару лимонов и апельсин.
— Хорошо.
Прошел ещё час. Половина девятого вечера. Врача-космонавтки нет. Чувствую, подустал. Веки сами собой смежаются. Прекращаю ждать и тревожиться; и снова, как днем, засыпаю.
Среди ночи опять кошмар. Но у меня уже есть успокоительное лекарство. Пью глицин, неустанно вычитываю по четкам «Иисусову молитву»; и так вот, под бормотание: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного», — вновь-таки засыпаю.
Кстати, столь «напугавшая» меня космонавтка-врач так потом больше никогда и не появилась. Не пришла она ни на второй, ни на третий день моей невольной «Самоизоляции». И хотя бредовые состояния, по вечерам и ночам усиливаясь, а днем – понемногу ослабевая, продолжались ещё дней десять, я вполне уже мог справляться с ними.
В начале третьей недели мне, наконец, захотелось есть. И это был первый признак начинавшегося выздоровления.
Как рассказала потом Мария, если бы я вовремя не купил и не выпил успокоительное, мое больное сердце, — а мне всего лишь за три месяца до этого сделали операцию стентирования, — скорее всего, не выдержало бы и разорвалось.
— Каким-то престранным образом, — рассказывает Мария, — корона-вирус выбирает самое больное место в организме человека и бьет именно по нему. Наряду с тем, что этот «умный вирус» вызывает общий трамбоз сосудов, COVID-19 проверяет на прочность любые недужные органы человека: почки, легкие, печень, сердце. И если такой орган, в том числе и мозг(!), уже достаточно подточен какой-то иной болезнью, пощады не жди. Но, с другой стороны, то, что Вы после операции стентирования ежедневно пьете сильные крове разжижающие лекарства, спасло Вам жизнь. Обычные пациенты в Вашем возрасте, если они не употребляют крове разжижающих препаратов, либо умирают, либо заканчивают полным нервным, а то и психическим расстройством. «Брилинта», или, по-научному, Тикагрелор, промыслом Господним спасла Вам жизнь.
Через месяц после заражения корона-вирусом я понемногу пришел в себя. Вначале почувствовал, что мне далеко не восемьдесят, и я ещё вполне способен ходить, лишь немного сгорбившись, как и ходят в мои шестьдесят четыре ещё очень бравые старики. Понемногу я начал есть, сгибаться и разгибаться, стоя молиться Богу, возиться с цветочками в цветнике. Одним словом, ко мне вернулась обычная, какой мы не ценим, пока здоровы, жизненная энергия. И единственное, что меня с той поры печалит, так это то, что выработавшиеся в моей крови антитела, блокирующие COVID-19, через три месяца рассосутся. И тогда мне поневоле придется сделать очередной серьезный выбор: либо вместе со всей планетой пройти глобальную вакцинацию с совершенно непредсказуемыми последствиями; либо превратиться во всех раздражающего и никуда, в общем-то, не пускаемого изгоя, — потенциального разносчика рукотворной, — уж больно она умна! — и прекрасно срежиссированой «пандемии безволия и страха».
Выбор, как говорится, невелик.
июль, 2020 г.
РЕЦЕПТ ОТ МАРИИ:
в случае заражения корона-вирусом, в первую очередь надо начинать пить:
- Успокоительное. Лучше «Глицин» — 3 раза в день.
- Антивирусное: «Виферон» — 2 раза в день, утро и вечер; и «Головит» — 1 раз, день.
- Антибиотик, лучше «Левофлоксин», 2 раза в день, утро и вечер.
- Если больное сердце, «Рибоксин», 3 раза в день.
- «Пикамилон» — 1 раз в день, утро.
- Начинать употреблять, когда болезнь практически отступила «Ветом» — 2 раза в день, в течение 3 дней.
- А так же другие, сопутствующие препараты, необходимые для лечения пораженных вирусом органов: сердца, печени, легких и т.п.
- Лечиться надо долго, до полного выздоровления. Иначе, немного «прибитый», но не долеченный вирус обязательно даст рецидив, причем, антибиотик, которым он легко убивался до этого, прекратит своё целебное действие. Надо будет подбирать другой. А набор антибиотиков, действующих на корона-вирус, резко ограничен!!!
