(к 970-летию Ярослава Мудрого (20.02.1054)
Ю.В. Сухарев
Вошедшая в учебники формула «Москва – Третий Рим», понимаемая исключительно как политический лозунг, сейчас буквально «на зубах» у очень многих. Недавно два лично знакомых автору «богослова в штатском» задорно поведали миру, о «…получающей всё большее распространение на фронте святой идеей Третьего Рима и Русского Мира». Продолжу цитирование: «Она победно завершит СВО подписанием акта о безоговорочной капитуляции всех антирусских, антихристианских сил». Прекрасно, но что будем делать с антихристианскими силами в самом «Русском мире», а точнее – с антихристианским началом, угнездившемся, с некоторых пор, в самой русской «коллективной душе» - самосознании? Такую, вот, «государственническую» интерпретацию идеи Третьего Рима сейчас, как пресловутых ежа с ужом, пытаются скрестить с неосталинизмом и популярной социологией в виде синкретического «учения о «русской мечте», т.е. о справедливом государстве члены «Изборского клуба». «Изборяне» много хорошего сделали, но, как известно, «наши недостатки есть продолжение наших достоинств», а ведь их «ласкает двор», им, говорят, заинтересованно внимает сам Верховный главнокомандующий. И кто, в конечном счёте, победит в этом «соревновании идей», неужели богословы (без кавычек)? И что потом, опять бег по параллельной дорожке с Западом к одному и тому же духовному обрыву или нечто ещё более страшное? Но многие ли знают о существовании в нашем духовном опыте иной, как минимум более безопасной идее. А многие ли знают, что ещё тысячу лет назад Киев воспринимался его русскими жителями иначе - как Третий Иерусалим? Почему этот опыт так важен сейчас расскажем ниже.
Стремительный, ошеломляющий взлет юной страны от ослабленной усобицей языческой окраины Европы в начале правления Владимира к мировой славе и царскому могуществу Ярослава, казался чудом и требовал осмысления, даже невольно заставлял современников задумываться и о будущих судьбах родной земли. Им, счастливым недавно обретённой верой, был очевиден промыслительный т.е. сверхъестественный характер происшедшего, готовившего Русь к необычайной судьбе – свершать великие задачи, встать в авангарде человечества, брать в свои руки судьбы мира.
Эти ощущения и прозрения в сороковых годах одиннадцатого века и суждено было сформулировать, и выразить в блестящей форме первому киевскому митрополиту из русских Илариону в одном из самых первых произведений нашей литературы - «Слове о Законе и Благодати». О значении его содержания, как бы заново открытом в постсоветское время, написано уже немало: авторы восхищаются красотами стиля, перечисляют использованные риторические приёмы, выдающие высокую образованность автора, отдают должное идейному содержанию, подчёркивая горячий патриотизм этого главы Киевской митрополии. Пришло время акцентировать внимание на не до конца, на наш взгляд, раскрытом исследователями идейном смысле этого произведения.
Это, главное из творений Илариона, проникнуто чувством радости за свою обновленную родину, «…что ведома и слышима всеми четырьмя концами земли», за ее славных владык: «старого Игоря» и «славного Святослава», особенно же за «кагана нашего» (т.е. императора) Владимира, в крещении – Василия, которого он справедливо сравнивает с апостолами, просвещавшими земли и с императором Рима Константином, принявшим христианство. Особенно умиляет автора то, что Владимир, в отличие от учеников Христа, уверовал даже не видя Его чудес, не слышав Его проповедей и принял решение самостоятельно, а не под греческим влиянием, как это представляется из чтения Повести временных лет. Превозносит автор и другого «кагана нашего» - Ярослова-Георгия, продолжателя дела отца. Похвала Владимиру переходит в похвалу Ярославу:
…Он недоконченное тобою
Докончил, как Соломон дела Давидовы.
Он дом Божий великой святой Его Премудрости
Создал…»
Ярослава Иларион сравнивает с библейским царем Соломоном, за то, что тоже построил и «всякою красотою украсил» великий храм - Софийский собор – «…церковь дивная и славная по всем окружным странам, так что иной такой не сыщется во всем полуночье земном, от Востока и до Запада. И славный град твой Киев величеством, словно венцом окружил». Обратим здесь внимание читателя, что в устах Иллариона это не просто констатация, а некий аргумент, подводящий его к важному выводу. Киев, возвеличенный деяниями его благочестивых правителей, таким образом, сравнивается с Иерусалимом (!).
Добавим здесь, что такой вывод является для автора и важным аргументом в той антииудейской полемике, что составляет заметную часть содержания «Слова», несущего на себе явную печать ожесточённых богословских споров Илариона с киевскими потомками хазар, но это ещё не всё.
Современный исследователь В.Б. Перхавко, оценивая творение Илариона, считает его первым (причём публично, т.к. по форме его «Слово…» это проповедь Ю.С.) кто «…утверждал идею богоизбранности русских и вселенского значения Киева», т.е. русского государства. Смелое заявление, поскольку прямо об этом в тексте не говорится, однако такой вывод явно следует из содержания, и он, несомненно, был понят современниками, что и проявилось спустя несколько десятилетий.
Действительно, текст «Слова…» утверждает идею равенства Киева с Константинополем (Вторым Римом Ю.С.), но – не только с ним. Называя, далее, Царьград «Новым Иерусалимом», куда император Константин с матерью Еленой перенёс Честной Крест Господень, Иларион тут же сравнивает с ними Владимира и его бабку Ольгу, что принесли крест (символически) в Киев из Константинополя. Так Киев автором сразу поднимается на уровень Константинополя, уже являвшегося «вторым Иерусалимом», становясь, как бы в перспективе, «третьим Иерусалимом». Вот, чему служила зримой основой строительная программа Ярослава! «Идея Киева, «Третьего Иерусалима», как видим, предшествует формуле «Москва –третий Рим», на что уже обращал внимание другой современный автор - В.Я. Дерягин. Добавим, что не только предшествует, но и превышает, превосходит в духовном смысле. В целом же, «Слово…» Илариона, как уже отмечалось многими – это манифест равенства новой, только набирающей силу христианской державы перед лицом «Второго Рима», уже начинающего клониться к своему, теперь уже необратимому, упадку. В нём, пока, не всё прозвучало буквально, не всё досказано, только «из контекста», почти на уровне предчувствия можно уловить ощущение грядущей роли Руси, её исторической судьбы.
Как дивный цветок или плод несказанной красоты венчает это творение русского духа труды Вадимира и Ярослава, государственных мужей их дружины, безвестных мастеров, поднявших к небу кресты и купола киевских храмов и Золотые ворота, тех тысяч и тысяч смердов, что опоясали русские рубежи «длинными стенами», превратившимися позднее в «Змиевы валы», тысяч и тысяч воинов, проливших в боях с печенегами и ляхами свою кровь. Этот чудный памятник ораторского красноречия положил начало формированию русской идеологии, в основе которой лежит осознание мировой роли русского народа, его государства, как призванных Богом сохранять и защищать чистоту Веры Христовой; включающей понимание особой роли государства как средства, направляющего народную жизнь в рамки законов, данных свыше. Только в связи с этим можно понять и смысл их предназначения в мировой истории.
Из утверждения, что Киев – Третий Иерусалим уже оставался один шаг до мессианизма, т.е. провозглашения русскими своей особой, ведущей, исключительной роли в мире, и он был сделан, но спустя ещё несколько десятилетий. Тема русского мессианизма до сих пор в научном сообществе, да и в широком общественном дискурсе в целом, оставалась, фактически, под запретом, однако, наступившие новые испытания российской государственности заставляют нас к ней обратиться.
Парадоксальным образом, осознание себя, по сути, «новым Израилем» впервые прозвучало на Руси в годину тяжких испытаний, когда страна, впервые почувствовала себя щитом христианской цивилизации под ударами половецкого нашествия. Об этом практически не пишут, но не будь на пути у кипчаков Киевской державы, они могли бы оказаться, по крайней мере для государств Центральной и Южной Европы, новыми гуннами или, во всяком случае, - новыми аварами.
В роковом 1093 году, когда, казалось, рушатся стены царства Рюриковичей, когда дважды разбитый половцами внук Ярослава был бессилен помешать кочевникам угонять в степи тысячи жителей разорённой Киевщины, в тексте «Повести временных лет», вслед за перечислением этих бедствий, встречаем поразительное откровение летописца, как будто оспаривающего малодушных современников: «Да никто же не дерзнет говорить, будто мы ненавидимы Богом! Да не будет никого, кого бы так Бог полюбил, как нас возлюбил! Кого так же почтил, как нас прославил и вознес. Никого же! Они ярость свою воздвигли на нас, потому, что больше всех почтены, выше всех грешных. Так как более всех просвещены были, и Владычню волю ведаем, то и более других казнимы».
До этого рубежа все подобные выражения в русской литературе относились лишь к «кагану», «царю» или «великому князю», грешный же народ не выделялся из числа прочих христиан, но отныне уже не только монарх Богом возлюблен, не один только правитель почтён, прославлен и вознесён Им, но именно «Мы» - народ русский!
Эта искра, эта идея богоизбранности русских, зародившаяся как предчувствие, была осмыслена и зафиксирована ещё во времена Ярослава, но, вероятно, из обоснованных опасений распространения греха народной гордыни, не выходила далее церковной, монашеской среды и, возможно, близкого ей круга просвещённой знати даже тогда, в период наивысшего материального могущества Первой русской «империи», пока не вспыхнула ярким пламенем эмоций уже на фоне наступившего половецкого разгрома. Пронесённая монашеством сквозь века братоубийственной розни, наказания утратой суверенитета и иноземным господством, вновь воспрянет она лишь в XV в., после гибели православной государственности на Балканах, в новгородском «Сказании о белом клобуке», а после победы Москвы отольётся в чеканные строки письма старца Филофея.
Сознавая всё это, русские люди в Киеве и Новгороде уже в XI в. и в дальнейшем, вплоть до падения авторитета церкви в эпоху раскола и петровских реформ, отдавали себе отчет в своей миссии, понимая, что Господь кого более любит, тому и большие испытания в этой жизни попускает, и стремились выдержать их с честью и пусть, вероятно, во время наступивших междоусобий и связанных с ними новых половецких разорений оно приугасло, ушло вглубь, но сохранялось если не в самосознании народа помнившего о благочестии и величии старого Киева, то в письменной традиции монастырских книжников, помогая православным перенести все выпавшие на их долю невзгоды и давая им колоссальный моральный перевес над любым противником на поле брани.
До нас не дошло более ни одного раннего памятника, развивающего идеи Илариона и утверждающего русский мессианизм последовательно и «официально». Как отнестись к этому утверждению, если оно возвышается одинокой руиной над почти полностью выжженной равниной домонгольского периода древнерусской литературы? Сейчас, в эпоху крайнего духовного упадка, такое утверждение может показаться дерзким и необоснованным самомнением и даже «шовинизмом», но, возможно, предкам было виднее? Во всяком случае, в тексте официального документа, каким являлась киевская летопись, автор-составитель поместил отнюдь не своё личное мнение. Тем не менее, совершенно очевидно, что оно не стало общенародным достоянием, подобно идее Третьего Рима в Московском царстве.
Возможно, что это ощущение (и понимание) возникло из сравнения Руси с империей ромеев. Русь действительно, и с достаточно давних пор, осознавала своё, конечно, не интеллектуальное, но моральное превосходство над Византией, нередко сквозящее в строках Повести временных лет. Потомкам же, умудрённым историческим опытом, исходя из понимания, что всё на свете творится по промыслу Божию, необходимо подходить к осуществлению русской миссии предельно осторожно, со смирением и трезвением, памятуя о страшных потрясениях, постигавших Отечество как раз в моменты её государственной «реализации», при попытках создания «праведного государства», когда идея в руках «силовиков» и чиновников от церкви, а то и скрытых врагов выхолащивалась, незаметно для массы носителей трансформируясь в политический лозунг. Сначала возгордившиеся «московиты» промыслом Божиим были ввержены в гибельный кризис веры, затем, через модернизацию по-западным образцам, вовсе пережили ломку отечественной культуры и, наконец, накануне осуществления планируемой Босфорской десантной операции, получили красную революцию.
Вместив в себя сокровище Благодати, те, первые русские люди на Киевщине ощущали себя, говоря словами самого Христа, поистине «мехами новыми», в которые только что влили новое вино. Однако далеко не везде такое ощущение господствовало, региональные различия были слишком велики. Древнерусская народность не могла стать действительно единым народом за считанные десятилетия политического единства. Православный менталитет, возобладавший в Киеве, Новгороде и непосредственно связанных с ними городах и землях, в значительно меньшей степени, далеко не сразу и по-разному, в силу местных ментальных особенностей населения, был усвоен в ряде далеко отстоящих от них былых племенных центрах. Населённый смиренными угро-финнами Северо-Восток, заселявшийся новгородскими колонистами и уже окрещёнными беженцами от печенегов из «русской земли» - это одно, и совсем другое – Юго-Запад, населённый славянизированными потомками воинственных «галатов»-кельтов.
Размножившиеся правители русских земель за редкими исключениями отказались идти путём указанным святыми Борисом и Глебом, и их Равноапостольным отцом, постепенно отступая от него всё дальше и дальше. Духовная немощь правителей закрепила двоеверие народа. Более того, как отмечал академик Б.А. Рыбаков, в этот период активизировались разнородные проявления «ренессанса язычества», самым страшным из которых было существование в Галичине, на р. Збруч, целого укреплённого города-святилища на горе Богит, где, вплоть до средины XIII столетия продолжали приносить человеческие жертвы. В свете этих открытий украинских археологов 70-80-х гг. прошлого века зарождение сатанинской Антироссии на земле былой Галицкой Руси выглядит более, чем символично, оно имеет под собой не раз отмеченную в литературе широкую «этнографическую» колдовскую базу с «богатейшим» прошлым. Ныне это место, с 1990 г объявленное заповедником, расположенное между городами с говорящими названиями Чортков и Сатанов, привлекает множество байдарочников и прочих туристов, включая сатанистов.
Чаемое Ярославом политическое единство его старших сыновей распалось под ударами внешнего врага, а со смертью в 1132 г. Мстислава Великого окончательно ушло в прошлое счастливое время религиозного и политического «детства» русской православной государственности, сравнимое современным автором И.И. Жук с эпохой Судей Древнего Израиля. Господь не позволил Киеву стать Третьим Иерусалимом в силу очевидной духовной незрелости «молодого народа».
Рациональным ответом на духовную немощь правителей и народа было бы попущение Руси самодержавного царства и такая попытка, как известно, была предпринята Андреем Боголюбским, но, за видимыми причинами падения его «самовластья» достаточно явно вновь проступает отсутствие Божьего благословения. В результате Северо-Восточная Русь пошла по проторённому пути, дойдя, к 1216 г. до колоссального братоубийственного побоища на Липице, а на следующий год – до вопиющей к Небу резни рязанских князей во время братского пира. Закономерным итогом начавшейся на Руси апостасии явилась поразительная военная немощь, проявленная в год ордынского нашествия, в показательной катастрофе на р. Сити и как следствие - утрате суверенитета, а затем, после всеобщего осознания наказания, и ко второму этапу христианизации народа.
Теперь же нам всем следует крепко задуматься: есть ли воссоздание Святой Руси суть обязательная реинкарнация Третьего Рима? Что было хорошего в духовном наследии первого Рима, кроме первых христиан; о науке, технике и достижениях языческой государственности культуры речь не идёт, как и о массах конформистов, крестившихся во времена Константина, но без них нет и Рима как такового. Всё это наследие Первого, в том числе и несущее негатив, было неизбежно воспринято и Римом Вторым, а затем и в «Третьем», кстати, позиционировавшем себя, во всяком случае, при царе Алексее, также и «Иерусалимом». Возникает естественный вопрос: если римское наследие оказалось, с оговорками, вполне органично для Второго Рима, просуществовавшего тысячу лет, то для «Третьего», возникшего на почве собственной, славянско-киевской традиции, римская «регалия» оказалась слишком опасна. Недолго он ей величался! Зато теперь мы знаем, что существует иная государственная идея, не просто более древняя, но более благодатная, никак не связанная с кровавой языческой империей, распинавшей христиан, - идущая от Самого Бога идея чисто духовного центра созданного Им мира – Третьего Иерусалима!
В качестве первого вывода хочется высказать довольно мрачную мысль. Как известно: «Бог гордым противится, а смиренным даёт благодать». Обрушение несостоявшегося «Третьего Иерусалима» в Киеве, а затем и во Владимире, боярская фронда, Опричнина и Смута, как ответ на первую попытку осуществления «Третьего Рима» в Москве; «Константинопольская прелесть» Алексея Михайловича, цезарепапизм Никона, Великий Раскол Церкви и народа параллельно со стихийной вестернизацией, переходящей, в начале, в государственную при Петре, а затем – просто в «чужебесие» - как следствие новой попытки «Третьего Рима», наконец, гибель Российской империи, грезившей «Константинопольским проектом», заставляют с большой осмотрительностью подойти к призывам осуществить ещё одну попытку, на, скорее всего, социалистический или монархический – уж как получится, - манер. Ну, до каких же пор! Ведь она, попытка эта, опять, неизбежно, в силу повреждённой грехом человеческой природы, вновь обернётся обожествлением Государства и его власти, от которых сразу же отлетит божественная любовь, и вовсе не приведёт к чаемому из лучших побуждений восстановлению Царства небесного в душах подданных последнего царя.
Можно привести и ещё один отрицательный пример. В России только специалисты знают, что Третий Рим до нас уже создавали на Балканах. Так, в пику врагам грекам, называли свою столицу Великое Тырново болгары в XIII - XIV вв., в эпоху своего Второго царства, …накануне его завоевания турками. В этом смысле очень поучительно посмотреть на его развалины... Не смогли правители братского народа не то что возлюбить былых поработителей, но просто объединиться перед лицом общего врага. Только ведь и не греки одни виноваты, разве не сами цари Первого болгарского царства возмечтали, чуть не сразу после своего крещения, спихнуть недавних благодетелей в Босфор и воцариться в новом Риме, а двум империям на одном полуострове не жить… Так и были брошены к ногам Сатаны два царства одного, не чуждого нам народа, чем непоправимо определилась судьба его, ибо третье Болгарское царство сразу же стало жалким парламентским фарсом, знаменитым лишь регулярными изменами братству православных славян. Так, что учитесь, «скифы», «северные варвары», на ошибках «старших товарищей», некогда наделивших вас славянской грамотой, тем более, что уж вы то бушевали не по-балкански.
Действительно, нечто подобное, только уже не с балканским, а с мировым замахом, уже с эрзац-верой вместо православия, случилось и в нашей истории относительно недавно: «от Третьего Рима к Третьему Интернационалу»! Наш народ, окончательно отбросивший божественную премудрость, но сохранивший мессианскую «парадигму» коллективного бессознательноого, был наказан муками строительства коммунистической утопии, но, как видно, не зря - при этом он промыслительно создал мощную производственную базу, позволившую уже однажды сокрушить гитлеровский вариант евросатанизма и ныне выручающую нас «…в последней, роковой борьбе…» (Ф. Тютчев).
Народ – существо безличное и целиком спасён быть не может. Создать «железной рукой» очередное «праведное царство» - прекрасная, но опасная утопия уважаемых автором «изборян». Можно лишь стремиться к нему, но лучше – к личному спасению, ведь именно к нему призывает Христос. В пору цитировать Карла Каутского: «Конечная цель – ничто, движение (к ней)– всё», но лучше закончить словами Н.А. Бердяева, давно известными, но постоянно забываемыми увлекающимися мечтателями: «Государство существует не для того, чтобы превратить земную жизнь в рай, а для того, чтобы помешать ей окончательно превратиться в ад».
Геополитический вывод из всего сказанного выше таков. Когда западноевропейское «отребье человечества», все эти «… богохульные умы, все богомерзкие народы» (снова - Ф. Тютчев), сами себе «сколотят крепкий гроб» (а нам бы желательно только гиперзвуковые гвозди подавать на крышку), после краха НАТО в повестке дня встанет вопрос о сосуществовании в Палестине двух народов. В практической плоскости это будет означать восстановление здесь должного места Православия и реального освобождении Гроба Господня, о чём весь христианский мир, мечтал со средних веков и русский народ – не исключение. Кто не верит – отсылаю к словам есаула Ф. Порошина, участника и автора «Азовского осадного сидения донских казаков». Так вот, подходить к нему именно России следует предельно осторожно, критически посмотрев на себя: а не превратимся мы к тому времени в то самое государственное чудовище с Севера (федерацию Рош, Мошех и Фувал с Гогом во главе) из пророчества Иезекииля (гл. 38, 39), о чём нам радостно поведал, якобы от имени Св. преп. Серафима Саровского, его лечившийся от беснования «служка», г-н Мотовилов и о чём предупреждает И.И. Жук в своей повести «ПРЦ «Святая Русь»? Господь, ведь, всех любит, не исключая и Свой, хотя бы и бывший избранный народ. Не всех же там он назвал «стадом сатанинским», а народ этот, как видим, из всех имеющих ядерное оружие, более других, в силу своих религиозных установок, готов к его применению. Кстати, Рональд Рейган, как нам недавно рассказали в той же газете «Завтра», так и считал СССР «Гогом и Магогом», и участь его нам, определённо, уже готовят. Тридцать восьмая глава книги Иезекииля содержат отрывки, удивительно совпадающие с нашим временем. К времени прихода в Палестину полчищ Гога «от пределов севера »«в последние годы», жители её «возвращены из народов» из ранее предречённого рассеяния (1947 г.) и «избавлены от меча», «живут безопасно». Скажем, пока не избавлены, но активно избавляются при поддержке США. Вот добьют «филистимлян» в Газе, затем зачистят Западный берег, отгонят Хезболлу от границы на севере и заживут…, пока не явится Гог восстанавливать попранную справедливость.
Выход и вывод для русской «идеологии» видится следующий, его, как всегда, подсказывает история. В Московском летописном своде под 1408 г. помещена т.н. «Повесть о Едигее», где даётся самая краткая характеристика русского народа: «Русь суть миролюбцы, ожидающие справедливости». Этими пятью словами всё сказано, это всё вмещает и всё покрывает. «Где просто, там ангелов со сто». Вот, с кого надо «делать жизнь»! Нам «просто» надо стать такими же; остаётся только разъяснять современному, оторванному от традиции человеку, что понимал летописец под смиренными «миролюбцами», победившими Мамая, и чем в их понимании являлась ожидаемая (от Кого) «справедливость», и где они её надеются обрести; пропагандировать идею двухтысячелетней давности о «едином на потребу», ведь всё уже сказано и столько раз повторено: «Стяжи дух мирен…».
Господь поможет верным новыми великими скорбями. Никаких торжеств, ожидаемых некоторыми, впереди не просматривается, одно только мастерски организованное слугами Сатаны взаимное обезсиливание. Похоже, что без новых многих скорбей не оживёт в сердцах народа Святая Русь. Народ, если пройдёт это горнило и не упадёт духом, станет достоин Победы. Для начала в нём снова должно восстановится явное «моральное большинство», а затем он вновь начнёт равняться на святых, когда каждый ощутит себя учеником Сергия Радонежского, воином, взявшим в руки не просто автомат или клавиатуру, но, по словам Дмитрия Донского: «скипетр Царя Небесного, Непобедимую Победу». Вот, тогда он, говоря образами Псалтири: «обновится как орёл», почувствует в себе юные силы, в том числе и для массового деторождения и то, наверняка, не весь…
Предстоит идти в бой за Киев (без его святынь борьба за Малороссию, которая, фактически, уже превратилась для нас в Малую Отечественную войну, лишается главного, сакрального смысла). Вот задача для всех и каждого: испугаться своих грехов, своего посмертия, почувствовать себя последним из грешников не только подходя к чаше, стать другим, подобно Марии Египетской или князю Владимиру, чтобы снова превратить страну в единый монастырь и воинский стан, а каждый печатный орган, интернет-ресурс, телеканал или театр – в православно-патриотический, и это единственно возможный образ жизни и действий, единственный способ спасения страны во времена, когда на нас снова, конечно же «во имя света и свободы», ополчился «не целый мир, но целый ад…» (опять - Ф. Тютчев). Не так уж важно, заменят ли иноземное «Президент» на родное и ласковое «Государь» и когда вернёмся, если уж мы страна-цивилизация, к своему календарю, не важно, как страна будет называться, лишь бы в условиях военного времени не повторять ошибок прошлого. Не утонуть бы в новой розовой «русской мечте» о справедливом земном государстве, которая способна закончиться уже не только кровавым разливом, но Армагеддоном!
«И вечный бой…», а победа? Бог весть…, будем снова «ожидать» решения справедливого суда Господня над народами, но когда мученический Крест в руке и Любовь в сердце, Она, эта Победа, уже с нами!
Ю.С.